В восприятии ума красота должна быть безупречной и симметричной. Когда ребёнок начинает рисовать, его линии не уверены, а формы несимметричны. Взрослые пытаются его поправить и ребёнок «начинает думать», что нужно стремиться к симметрии, ровности и «правильности» форм.  

Любое несовершенство вызывает отрицание и негативную оценку. Создавая идеальные, безупречные предметы, стремясь «заморозить» их в этом состоянии, мы отрицаем быстротечность Жизни, неизбежность распада и поддерживаем для себя иллюзию бессмертия.

В природной красоте нет симметрии: много шероховатостей, трещин, которые завораживают. Они — подтверждение её силы, могущества, устойчивости к внешним влияниям: корявые стволы деревьев, изломы и трещины скал, овраги, изрезанные ветром и обрывы по берегам рек.

Суровая естественная красота — основа восточных культур. Из них мне ближе всего японская:  в ней есть «утонченная красота непритязательной простоты», а также «течение времени и неизбежно наступающий логичный распад». Её философия в принятии неизбежности смерти, заключённой в самой природе. 

Изъяны, несовершенства  есть у каждого из нас, но мы стараемся их вытеснить, не замечать и спрятать в собственной тени. Это отвержение части СЕБЯ, своей  истинной природы.  Поэтому тень становится хранилищем силы и потенциалов, в которых подчас заключена подлинная уникальность — не всегда красивая и безупречная на первый взгляд.

Принятие собственных  «несовершенств» освобождает и приводит к  естественному поведению, которое одновременно допускает, что  и другие имеют право  быть несовершенными и уязвимыми. Принимая  быстротечность бытия и конечность Жизни, человек наполняется любовью и милосердием, становится более человечным. 

Ирина Бантикова