Глава 30.   Закон Чудес 

Отрывок из произведения Парамахамсы Йогананды «Автобиография Йога»

Великий писатель-романист Лев Толстой  написал чудесный рассказ «Три отшельника». Его друг Николай Рерих вкратце пересказал эту историю так:

«На одном острове жили три старых отшельника. Они были так просты, что единственная молитва, ко­торой они молились, была: «Трое нас, Трое Вас — Господи, помилуй нас!» — Великие чудеса соверша­лись при этой наивной молитве.

Местный епископ, прослышав об этих трех от­шельниках и недопустимой молитве, решил навес­тить их, для того чтобы научить каноническим моле­ниям. Прибыв на остров, он рассказал отшельникам, что их моление Небу было недостойным, и научил многим из общепринятых молитв. Затем епископ от­плыл на судне. Через некоторое время он увидел, что за судном следует лучезарный свет. Когда свет при­близился, в нем можно было различить трех отшель­ников, которые, держась за руки, бежали по волнам, пытаясь догнать корабль.

— Мы забыли молитвы, которым ты нас учил,— воскликнули они, когда нагнали епископа,— и по­спешили попросить тебя повторить их.

Епископ, объятый благоговейным трепетом, пока­чал головой.

— Дорогие мои,— скромно ответил он,— живите по-прежнему, с вашей старой молитвой!» Как же трое святых гуляли по воде? Как воскресил Христос свое распятое тело?

Как творили чудеса Лахири Махасая и Шри Юктешвар?

Современная наука до сих пор не дает на эти во­просы никакого достойного ответа, хотя с появлени­ем атомной бомбы и чудес радара мировоззрение людей резкр расширилось. Слово невозможно ста­новится все менее употребляемым в человеческом словаре.

В Ведах говорится, что физический мир действует на основании одного фундаментального закона майи — принципе относительности и двойственнос­ти. Бог, Который есть Единственная Жизнь,— это абсолютное единство. Он не может казаться разде­ленным на части в проявлении творения, иначе как под действием ложного и нереального покрова. Этот иллюзорный покров дуалистичности и есть майя. Всякое крупное открытие современности служило подтверждением этого простого свидетельства древ­них риши.

Закон движения Ньютона — это закон майи: «На всякое действие всегда существует равное по силе и противоположно направленное противодействие». Таким образом, действие равно противодействию. «Иметь единственную силу невозможно. Должна быть и всегда есть пара сил равных и противополож­ных».

Всякий процесс в природе выдает свое происхож­дение от майи. Электрический ток, к примеру, есть феномен взаимного отталкивания и притяжения, электроны и протоны — суть противоположности электричества. Другой пример: атом, или конечная частица материи, подобно самой земле, является маг­нитом с положительными и отрицательными полюса­ми. Весь феноменальный мир находится под неумо­лимой властью разнополюсности. Ни один закон фи­зики, химии или любой иной науки никогда не ока­зывался свободным от его неотъемлемых противопо­ложностей или противополагаемых принципов.

В таком случае физическая наука не может форму­лировать законы вне майи — самой ткани и структу­ры творения. Природа и есть майя, естественная наука волей-неволей должна иметь дело с ее неотвратимой сущностью. В своем собственном царстве она вечна и неистощима, ученые будущего будут обрече­ны на испытание бесконечного множества ее разно­образных аспектов. Таким образом, наука остается в состоянии непрестанной изменчивости и не способ­на достичь завершенности, достаточной для форму­лирования законов уже существующего и действую­щего космоса, и бессильна открыть Творца Законов и Единственного Деятеля. Величественные проявления гравитации и электричества стали известны, но что такое гравитация и электричество, не ведает ни один смертный.

Преодоление майи было задачей, которую опреде­ляли человеческой расе пророки в течение тысячеле­тий. Подняться над двойственностью творения и по­стичь единство Творца представлялось величайшей целью человека. Те, кто цепляются за космическую иллюзию, должны принять ее основной закон поляр­ности: прилив и отлив, подъем и спад, день и ночь, удовольствие и страдание, добро и зло, рождение и смерть. Этот шаблон цикличности приобретает неко­торую мучительную монотонность. После того как позади несколько тысяч рождений в теле человека, он с надеждой начинает поглядывать за пределы при­нуждения майи.

Сорвать покров майи — значит проникнуть в тайну творения. Йог, который так обнажает вселен­ную, сам только и является подлинным монотеистом. Все остальные поклоняются языческим идолам. До тех пор пока человек остается подвластным дуалис­тическим иллюзиям природы, богиней его является Янусоликая майя: он не может знать истинного Еди­ного Бога.

Поскольку иллюзия мира — майя — действует че­рез разум человека, она порождает авидью. Майя, или авидья, ни в коем случае не может быть уничто­жена интеллектуальным убеждением или интеллектуальным анализом, но только лишь посредством до­стижения внутреннего состояния нирвикальпа самадхи. Пророки Ветхого Завета и провидцы всех стран и времен говорили об этом состоянии сознания. Иезекииль заявляет: «И привел меня к воротам, к тем во­ротам, которые обращены лицом к востоку. И вот, слава Бога Израилева шла от востока, и глас Его — как шум вод многих, и земля осветилась от славы Его». Через око божье, расположенное во лбу (вос­ток), йог погружает свое сознание в Вездесущее, слыша Слово, Аум, божественный звук «многих вод» или световых вибраций, суть единственную реаль­ность творения.

Среди великого множества тайн космоса самая феноменальная — свет. В отличие от звуковых волн, для передачи которых требуется воздух или какой-нибудь иной материальный посредник, световые волны свободно проникают через вакуум межзвезд­ного пространства. Даже гипотетический эфир, ут­верждаемый в качестве межпланетного проводника света волновой теорией, может быть отброшен на ос­новании теории Эйнштейна, ибо геометрические свойства пространства делают ненужной теорию эфира. Так или иначе, в материальной зависимости свет остается тоньше и свободнее, чем любые иные проявления природы.

В гигантских концепциях Эйнштейна скорость света — 300 000 километров в секунду — является доминирующей в теории относительности. Он мате­матически доказал, что скорость света, коль скоро это касается конечного человеческого ума, является единственной константой во вселенной непрестан­ного движения. Только от безусловности скорости света зависят все человеческие стандарты времени и пространства. Не абстрактно вечные, как до сих пор считалось, время и пространство суть относительные и конечные факторы, получающие основание своего измерения только относительно мерила скорости света.

В соединении с пространством как относительнос­тью протяженности и время вынуждено было отка­заться от своих деспотических претензий на безусловность. Время ныне разоблачено до его подлинной природы — простой сути неопределенности. Не­сколькими строками уравнений Эйнштейн изгнал из космоса всякую твердую реальность, за исключением реальности света.

В процессе дальнейшего развития Единой теории поля великий физик объединил в одном уравнении законы гравитации и электромагнетизма. Сведя структуру космоса к вариантам одного единственного закона, Эйнштейн через века протянул руки древ­ним риши, провозгласившим единственную ткань творения — ткань изменчивой майи.

На основе Теории относительности, имеющей эпо­хальное значение, появились возможности для мате­матического исследования неделимого атома. Круп­ные физики ныне смело заявляют не только то, что атом — скорее энергия, чем материя, но и то, что атомная энергия, в сущности, есть вещество ума.

«Искреннее осознание, что физическая наука за­нята миром теней, является одним из самых значи­тельных успехов,— пишет сэр Артур Стенли Эддингтон в работе Природа физического мира.— В мире фи­зики мы видим исполнение драмы обычной жизни. Тень моего локтя лежит на тени стола, тогда как чер­нильная тень течет по тени бумаги. Все это символы, и как символы физик их оставляет. Тогда выступает алхимик Разум, преобразующий символы… чтобы вывести резкое заключение, что вещество мира есть вещество ума».

Реалистичная материя и силовые поля прежней физической теории абсолютно неуместны, исключая то, что вещество ума само собой соткало эти образы. Таким образом, внешний мир стал миром теней.

С недавним открытием электронного микроскопа пришло определенное доказательство световой сущ­ности атомов и неизбежной двойственности приро­ды.«Нью-Йорк Таймс » опубликовала следующее сообщение о демонстрации в 1937 году электронного микроскопа перед группой ученых.

«Кристаллическая структура вольфрама, известная до сих пор лишь косвенно, посредством рентгеновских лучей отчетливо вырисовалась на светящемся экране, показывая девять атомов в их точном расположении пространственной решетки,— куб с одним атомом в центре и по атому в каждом углу. Атомы в крис­таллической решетке вольфрама выглядели на светящемся эк­ране как точки света, расположенные геометрически правильно. Против этого кубического кристалла света бомбардирующие молекулы воздуха выглядели танцующими световыми точками наподобие пятнышек солнечного света, мерцающих на колы­шущейся воде…

Принцип электронного микроскопа был впервые от­крыт в 1927 году докторами Клинтоном Дж.Дэвиссоном и Лестером Х.Гермером, работавшими в лаборатории «Белл Телефон» в Нью-Йорке и обнаружившими у электрона дво­якое свойство, совмещающее в себе характерные черты и частицы, и волны. Волновое свойство дало электрону ха­рактеристику света, и начались поиски средств для «фокусирования» электронов наподобие фокусирования света посредством линз.

За открытие джекил-гайдского свойства электрона, ко­торое… подтвердило предсказание, сделанное в 1924 году Луи д’Бройлем, крупным французским физиком, удостоен­ным Нобелевской премии и показавшим, что все царство физической природы имеет двойственный характер, доктор Дэвиссон также получил Нобелевскую премию в области физики.»

«Поток знания,— пишет сэр Джеймс Джейнс в Та­инственной Вселенной,—устремляется к немехани­ческой реальности, вселенная начинает выглядеть более как великая мысль, нежели как великая маши­на».

Таким образом, наука XX века звучит подобно странице из седых Вед. Если так, то пусть человек на­учится у философской науки истине, что нет никакой материальной вселенной, основа ее ткани и самая ткань есть майя — иллюзия. Все миражи ее реальнос­ти рассеиваются под влиянием анализа. Когда на гла­зах человека одна за другой рушатся вновь обретенные опоры физического космоса, он смутно осознает свою идолоподобную опору, свое былое нарушение Божьего указания: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим».

В своем знаменитом уравнении, устанавливающем взаимозависимость массы и энергии, Эйнштейн до­казал, что энергия любой частицы материи равна произведению ее массы на квадрат скорости света. Освобождение атомной энергии осуществляется че­рез аннигиляцию материальных частиц. «Смерть» материи явилась рождением атомного века.

Скорость света является математической констан­той не только потому, что имеет абсолютное значе­ние в 300 000 километров в секунду, но и потому, что ни одно материальное тело, масса которого возраста­ет с его скоростью, никогда не может достичь ско­рости света. Говоря иначе, сравняться со скоростью света может лишь то материальное тело, масса кото­рого бесконечна.

Эта идея приводит нас к Закону Чудес.

Учителя, которые способны материализовать и де­материализовать свое тело или любой иной объект, перемещаться со скоростью света и пользоваться све­товыми лучами творения для мгновенного приведе­ния в состояние видимости любого физического про­явления, осуществили необходимое условие — их масса бесконечна.

Творение совершенного йога безо всякого усилия отождествляется не с каким-то ограниченным телом, но со вселенской структурой. Гравитация, будь то «сила» Ньютона или «проявление энергии» Эйнш­тейна, бессильна заставить учителя проявить свой­ство веса, являющееся характерным гравитационным состоянием всех материальных объектов. Тот, кто знает себя как вездесущий Дух, более не подвержен строгости пребывания тела во времени и пространст­ве. Их заточители — «запретные сигналы» — сдались все разрешающему: Я — Он.

«И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Пер­вый приказ Бога, посланный Своему творению, при­вел в действие единственную атомистическую реальность — свет. В лучах этого нематериального посред­ника происходят все Божьи проявления. Посвящен­ные всех времен и народов свидетельствуют о явле­нии Бога как пламени и света. Святой Иоанн так описал свое видение Господа: «…Очи Его — как пла­мень огненный; …и лице Его — как солнце, сияющее в силе своей».

Йог, который посредством совершенной медита­ции погрузил свое сознание в Творца, воспринимает окружающую космическую сущность как свет, для него нет никакой разницы между световыми лучами, изображающими воду, и световыми лучами, изобра­жающими землю. Свободный от материи-сознания, свободный от трех измерений пространства и четвер­того измерения — времени, учитель перемещает свое тело, состоящее из света, с одинаковой легкостью, ибо земля, вода, огонь или воздух также состоят из световых лучей.

«…Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло.Длительная концентрация на ос­вобождающем духовном оке дает йогу возможность разрушить все иллюзии относительно материи и ее гравитационного веса, с этого времени он видит все­ленную, по сути, как недифференцированную массу света.

«Оптические образы,— заявляет нам доктор Л.Т.Троланд из Гарварда,— создаются по тому же самому принципу, что и обычные «полутоновые» гравюры, то есть они строятся из мельчайших точе­чек или кусочков, слишком малых для того, чтобы их обнаружил глаз… Чувствительность сетчатки столь велика, что зрительное ощущение может быть вызва­но единичными квантами видимого света».

Любой человек, осознавший, что суть творения — это свет, может управлять Законом Чудес. Благодаря божественному знанию феномена света учитель мо­жет мгновенно спроецировать в восприятие имею­щиеся всюду световые атомы. Конкретная форма этой проекции — будь то дерево, лекарство, дворец, человеческое тело — подчинена силе воли йога и его способности вызывать зрительные образы.

В сознании человека во время сновидений, когда ослаблена хватка эгоистических ограничений, окру­жающих его днем, всемогущество разума проявляется ночью. И вот там, во сне, встают давно умершие дру­зья, отдаленные континенты, воскресают сцены из детства.

С этим свободным и неограниченным сознанием, известным всем людям из сновидений, единый с Богом учитель выковал никогда не обрывающуюся цепь, свободную от всего личностного, и, пользуясь творческой волей, дарованной ему Творцом, йог перераспределяет световые атомы вселенной для удовлетворения любой искренней молитвы поклоня­ющегося.

Для этой цели были созданы человек и творение: он восстал как господин майи, зная свою власть над космосом.

«И сказал Бог: сотворим человека по образу Наше­му, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пре­смыкающимися по земле».

В 1915 году вскоре после того, как я вступил в Орден Свами, у меня было четкое видение. В нем ярко доказывалась относительность человеческого сознания, я ясно воспринимал единство Вечного Света за мучительной двойственностью майи. Виде­ние снизошло на меня, когда я однажды утром сидел в маленькой мансарде дома отца на Гурпар Роуд. В Европе несколько месяцев неистовствовала первая мировая война, я с грустью раздумывал о той громад­ной дани, которую взимала смерть.

Когда я в медитации закрыл глаза, мое сознание внезапно перенеслось в тело одного капитана, ко­мандующего боевым кораблем. Воздух раскалывался от грохота орудий, и снаряды летали с береговых ко­раблей и судовых пушек. Большой снаряд угодил в пороховой погреб, и мое судно разлетелось на куски. Я вместе с несколькими матросами, оставшимися в живых после взрыва, бросился в воду.

С бешено колотившимся сердцем я благополучно добрался до берега. Но увы! Шальная пуля завершила свой бешеный полет у меня в груди. Я со стоном упал на землю. Все тело мое было парализовано, но все-таки я сознавал, что обладаю им, как, засыпая, ощу­щают свою ногу.

«Наконец таинственная поступь смерти настигла меня»,— подумал я. С последним взором я готов был погрузиться в бессознательность, как вдруг обнару­жил, что сижу в позе лотоса в своей комнате.

Слезы радости полились из моих глаз, я поглажи­вал и пощипывал свое вновь обретенное владение — тело без всякой раны в груди. Я раскачивался взад и вперед, вдыхая и выдыхая, дабы убедиться, что я жив. Во время такого радостного обретения самого себя я вновь обнаружил, что сознание перенеслось в мерт­вое тело капитана у кровопролитного берега. Разум мой был в крайнем замешательстве.

— Господи,— взмолился я,— мертв я или жив? Весь горизонт заполнили ослепительные переливы огня. Мягкий рокот вибрации оформился в слова:

— Что делать жизни или смерти со светом? По об­разу света Своего сотворил Я тебя. Относительность жизни и смерти принадлежит космическому сну. Узри сущность без всяких снов! Пробудись, дитя Мое, пробудись!

Делая шаг в сторону пробуждения человека, Гос­подь внушает ученым открывать в должное время и в должном месте тайны Его творения. Многие из со­временных открытий помогают людям понять космос как разнообразное выражение одной силы — света, направляемого божественным разумом. Чудеса кино, радио, радара, фотоэлемента — всевидящего «элект­рического ока , атомной энергии основаны на электромагнитном феномене света.

Искусство кино может изобразить любое чудо. С точки зрения зрительного впечатления не существует предела чудесам комбинированных съемок. Можно видеть, как астральное прозрачное тело человека поднимается из грубой физической формы, он может гулять по воле, воскресать из мертвых, изменять ес­тественный ход событий, разрушать время и про­странство. Монтируя по собственному желанию све­товые изображения, оператор достигает оптических чудес, которые подлинный учитель совершает с на­стоящими световыми лучами.

Кажущиеся живыми образы кино иллюстрируют многие истины, касающиеся творения. Космический Директор написал Свой собственный сценарий и подобрал огромные коллективы исполнителей для пышного представления веков. Из скрытой в Своем доме вечности струит Он творческий луч в фильмах последовательных эпох, и картины эти отбрасывают­ся на задний план пространства.

Точно так же, как образы кино, кажущиеся реаль­ными, являются лишь комбинациями света и тени, иллюзорно и кажущееся разнообразие вселенной. Сферы планет с их бесчисленными формами жизни являются не чем иным, как картинами в космичес­ком кино, временно подлинными для восприятия пятью чувствами, поскольку эти преходящие сцены отбрасываются бесконечным творческим лучом на экран человеческого сознания.

Зрители кино могут взглянуть и увидеть, что все образы на экране появляются через посредство одно­го луча света, не имеющего образов. Цветная вселен­ская драма аналогично исходит из единого белого света космического источника. С непостижимой изо­бретательностью Бог ставит представление для лю­дей, детей Своих, делая их актерами и зрителями в Своем планетарном театре.

Однажды я пошел в кино посмотреть хронику военных действий в Европе. На Западе все еще про­должалась первая мировая война, хроника регистри­ровала кровавую бойню с таким реализмом, что я вышел из кино взволнованный.

«Господи,— молился я,— почему Ты допускаешь такие страдания?» К моему удивлению, тут же при­шел ответ в форме видения настоящего сражения в Европе. Ужас битвы, с множеством убитых и умираю­щих, значительно превосходил кадры хроники.

«Смотри внимательно,— сказал моему внутренне­му сознанию мягкий голос.— Ты увидишь, что эти сцены, разыгрывающиеся сейчас во Франции, не что иное, как игра светотени. Они — суть космическое кино, столь же реальное и столь же нереальное, как хроника, которую ты только что видел,— спектакль в спектакле».

Но сердце мое еще не успокоилось. Божественный голос продолжал: «Творение — это свет и тень, иначе невозможна никакая картина. Добро и зло майи должны вечно состязаться в превосходстве. Если бы радость непрерывно пребывала здесь в этом мире, разве стал бы когда-нибудь человек искать иное? Без страдания он едва ли попытается вспомнить о том, что забыл свой вечный дом. Боль — это толчок к воспоминанию. Путь спасения — через мудрость! Траге­дия смерти нереальна. Те, кто дрожит перед ней, по­добны невежде-актеру, умирающему от ужаса на сцене, тогда как в него выстрелили всего лишь холос­тым патроном. Сыны Мои — дети света, им не вечно спать в заблуждении».

Хотя я читал о майе в Писаниях, они не дали мне столь глубокого понимания, какое пришло с личны­ми видениями и сопровождающими их словами уте­шения. У человека происходит полная переоценка ценностей, когда он наконец убеждается в том, что творение — всего лишь огромное кино и что не в нем, а за ним скрывается истинная реальность чело­века.

Закончив писать эту главу, я сел на кровать в позе лотоса. Мою комнату тускло освещали два светиль­ника. Взглянув вверх, я заметил, что весь потолок был усеян маленькими бликами света горчичного цвета, мерцающими и трепещущими блеском, подоб­ным блеску радия. Мириады тонко очерченных лучи­ков, как сплошная сеть дождя, собрались в прозрач­ный луч и бесшумно лились на меня.

Мое физическое тело сразу утратило плотность и превратилось в астральную ткань. Я ощутил состоя­ние плывущего, так как невесомое тело, едва касаясь постели, слегка перемещалось то влево, то вправо. Я осмотрел комнату: мебель и стены стояли, как обыч­но, но незначительное освещение комнаты так раз­множилось, что потолка не было видно. Я был пора­жен.

«Это механизм космического кино,— заговорил Голос как бы из света.— Бросая лучи на белый экран простыней постели, он производит изображение тво­его тела. Смотри, форма твоя не что иное, как свет!»

Подвигав руками я обратил внимание на то, что их вес был совершенно не ощутим. Меня охватила экс­татическая радость. Этот космический световой сте­белек, распускаясь моим телом, казался божествен­ным воспроизведением лучей света, льющихся из проекционной кабины кино и отражающихся изобра­жениями на экране.

Я долго созерцал это отображение своего тела в тускло освещенном кинотеатре собственной спальни. Несмотря на то, что у меня было много видений, ни одно из них не было столь необычным. Когда, углу­бив мое понимание, что суть всех объектов — свет, иллюзия плотного тела полностью рассеялась, я взглянул на трепещущий поток и умоляюще прогово­рил:

«Божественный Свет, вбери, пожалуйста, в себя мою скромную телесную картину, как взят был на небо ураганом пламени Илия.

Очевидно, молитва эта была ужасна: свет рассеял­ся. Тело мое вновь обрело свой нормальный вес и осело на постель, рой мерцающих лучей на потолке задрожал и исчез. Время оставить эту землю, видно, для меня не настало. «Кроме того,— философски за­метил я,— может быть, Илие была бы неприятна моя самонадеянность!»